АРХИВ

СУД НАД УЧИТЕЛЕМ

О солдатском подвиге в битве за Днепр написано немало. Но не ищите в книгах, журналах, справочниках имя Героя Советского Союза Льва Гитмана. Его нет в печатных изданиях, появившихся после 1954 года. Золотую Звезду, ордена, медали сорвал с Льва Александровича судья. Хотя другой судья, в том же городе Днепропетровске, за две недели до слушания «дела», отказался принять его в производство, написал черным по белому: «За отсутствием состава преступления». Известно имя этого достойного человека — Лукашев Алексей Константинович.
47 лет тому назад Героя Советского Союза, учителя трудового обучения Льва Гитмана несправедливо осудили за то, что он отдавал ученикам сделанные ими же на уроках труда изделия из металла и дерева. Приговор: 10 лет лагерей и лишение всех наград. Может ли новая российская власть реабилитировать учителя и вернуть ему звание Героя?
Возможно, эта публикация и мнение наших читателей помогут вернуть учителю честное имя и награду.

По «закону о колосках» сидели десятки тысяч

Обвинительное заключение, повлекшее за собой суровый приговор (десять лет лагерей и лишение всех правительственных наград), написано по всем правилам юридической казуистики: «Преподаватель трудового обучения Гитман, будучи материально ответственным заведующим школьной учебной мастерской, виновен в хищении государственной собственности, а именно – обрезков листового металла на общую сумму 86 рублей 70 копеек». Будем предельно точны: первоначально в «деле» фигурировала стоимость недостающих обрезков на сумму 1083 рубля 63 копейки. Эксперты пересчитали. Хотя практически пересчет никакого значения не имел: в стране действовал Закон «О борьбе с хищением социалистической собственности» (в народе – «Петля от 7 августа», «Закон о трех колосках»), десятки тысяч людей оказались за решеткой. Судили за горсть зерна, за дюжину гвоздей и тому подобное.

Лев Гитман (первые послевоенные годы)

Весь вопрос в том: было ли «хищение». Я не юрист и не претендую на полноту доказательств невиновности учителя Гитмана. Но я проработал директором сельской десятилетки 41 год (август 1950 – август 1991), знаю Льва Александровича и его «дело», выступал и выступаю в защиту Героя Советского Союза, основываясь на тогдашних законах и подзаконных актах, регулировавших жизнедеятельность общеобразовательного учебного заведения.
В чем суть «преступных деяний» учителя? Судите сами: вместо того чтобы, как записано в программе, учить детей «пилить железо, работать с напильником, шлифовать», он предложил ребятам делать из отходов металла полезные в быту вещи, таким образом приобретая навыки работы с железом. (Я видел на выставке конечный результат: коробочки, крышечки, совочки, игрушки.) И неуклонно придерживался правила: изготовленная вещь принадлежит автору, т.е. ученику же. Ну да, да, конечно: металлолом стоил денег, платило государство. Пусть копейки, но платило. Судья, следуя букве закона, квалифицировал деяние как преступное. А Лукашев открыл «Положение о школьной учебной мастерской» (то же самое – в «Положении о школьном учебном кабинете») и доказал: нигде не значится, что учитель обязан отчитываться за количество чернил, тетрадей или, скажем, обрывков картона, обрезков металла, истраченных детьми в процессе учебы. Учение требует расходов. Они возвращаются обществу в виде умений, знаний, навыков человека. Что же касается «буквы закона», то и тут все в полном порядке: школьная бухгалтерия, по существующим правилам, обязана списывать подобные материалы в момент их поступления из школьной кладовой (или непосредственно от поставщика) в учебный кабинет, в мастерскую, в класс.
В том, что «дело» заказное, никто не сомневался. Кто заказчик? Нужно иметь в виду: Лаврентий Берия был расстрелян в 1953 году. МГБ, КГБ, суд, прокуратура – решительно все и вся было под контролем партии. Везде. В провинции – прежде всего. Во всяком случае по инструкции ЦК никто, ни под каким видом не имел права арестовать или предать суду руководителя крупного предприятия, генерала или Героя Советского Союза, если на то нет согласия обкома партии.

Всех, кто против, — уничтожать любыми средствами

Оговорюсь сразу: Гитман не был ни диссидентом, ни правозащитником, ни противником режима. Просто очень порядочный человек. Помогал людям. Особенно инвалидам войны, солдатским вдовам, детям-сиротам. Расскажу случай, которому свидетель. Арестовали маму моего ученика-старшеклассника. Колхозница. Доярка. Солдатская вдова. Трое детей-подростков. Унесла с колхозного поля ведро кукурузных початков. В пылу перебранки призналась участковому: «Взяла, да!.. А что, мне смотреть, как дети с голоду пухнут?..» Значит – тюрьма. В те дни я приехал в Днепропетровск на какое-то совещание. Встретил Леву, рассказал. Он весь загорелся, схватил меня за пуговицу шинели: «Нужно помочь, мы обязаны... Слушай, у вас там в районе капитан-фронтовик милицией командует. Говорят, интересный человек: Есенина подчиненным читает, «Кобзарь» Тараса Шевченко от корки до корки знает, обязал всех участковых «Гренаду» Светлова наизусть выучить. Такие люди не бывают равнодушными к чужому горю. Я с ним не знаком, но попробую, поговорю...»
Через пару дней звонит в школу этот наш начальник милиции: «Приезжай, товарищ директор, ко мне в райотдел, будем спасать утопающую». Примчался. Захожу в кабинет, а там – шум, крик: капитан громы и молнии мечет:
– Ты что же это, Анна Афанасьевна, напраслину на себя возводишь, родной милиции, которая тебя бережет, авторитет подрываешь! Мы все знаем, нас никто не обдурит! Ничего ты не крала, а наоборот – гражданский долг сполняла. Слухай, как дело было: ехали мы – я и мой друг Герой всего Советского Союза, ехали мы на белых конях и видели, как ты на дороге кукурузу подбирала и на ферму колхозную коровкам относила... Никаких пререканий! В общем, за все эпизоды твоего неправильного поведения получай от меня лично категорическое порицание, а от лица службы выношу тебе, гражданка Ганна Опанасовна, строжайший выговор... гм... без занесения... А ты, товарищ директор, вот эту красивую, гордую всенародную труженицу, но, обратно сказать, болтливую бабу бери на свою мотоциклетку и вези домой, к деткам. По дороге разобъясни... Какое еще там «спасибо»! Твое дело – молчать как рыба!
На том все и кончилось.

Учитель Гитман

Он не терпел несправедливости. И не хотел «прятать голову в подушку». Естественно, это не могло не сказаться на его поведении в период потрясающей своим цинизмом антисемитской истерии в конце сороковых – начале пятидесятых годов. Я не могу привести дословно выступление Гитмана на одном из городских собраний, созванных по поводу сфабрикованного «Дела врачей». Не был я там. Нас, «деревенщину», на подобные хулиганские сборища не приглашали. Очевидно, потому, что сельская интеллигенция, постоянно общаясь с ограбленными властью полуголодными хлеборобами, знала истинную цену сталинской агитационной риторики. Но я хорошо осведомлен о том, что слова Гитмана в защиту врачей (в том числе и местных профессоров) вызвали бурю гнева обкомовцев и лично Брежнева (в ту пору – первого секретаря обкома). Знаю не понаслышке. Расскажу, чтобы дальнейшее было ясно.
Первый раз Гитмана посадили в самом начале 1953 года. Правда, через несколько месяцев (после смерти Сталина) освободили, не предъявив никаких обвинений. Но между 13 января (день, когда появилось сообщение о «врачах-вредителях») и 4 апреля (в печати и по радио сообщили о полной реабилитации медиков) лежала та черная полоса ужаса, о которой очень точно сказал итальянский историк Боффа: «Обстановка паники и тяжелейшего страха... Страх поразил всех». Как раз в этот период «тяжелейшего страха» был я на областном семинаре. Собрался узкий круг учителей-краеведов. Перед нами выступил секретарь обкома по пропаганде В.Я.Климушев (в известной мере наш коллега, поскольку он в ту пору писал диссертацию на местном материале). Никаких вопросов докладчику. Никаких дискуссий. Тишина. Как на кладбище. Тяжелая. Давящая. Но вот поднялся со своего кресла человек почти двухметрового роста, историк, бывший комиссар партизанского отряда Иван Иванович Озерной и вежливо, но с железной интонацией в голосе предложил:
– Владимир Яковлевич, пожалуйста, расскажите о судьбе Героя Советского Союза Льва Гитмана. Мы просим. И требуем.
Климушев помедлил. Ответил, подчеркивая каждое слово.
– Никому не позволим выступать против линии партии. Ни-ко-му. Боролись против них, боремся и будем бороться. Всеми средствами, коих у нас немало...

Подвиг солдата и подвиг любви

Лев Александрович пользовался большим авторитетом в городе, его знали, о нем говорили и в селах области. Этому способствовал еще и тот факт, что в первые послевоенные годы местная пресса публиковала материалы о героях войны, в частности – об освободителях Днепропетровщины. А в каждой школе был «уголок боевой славы», посвященный людям подвига, тем, кто рядом. Думаю, есть смысл напомнить некоторые эпизоды войны, касающиеся Льва Гитмана. Из воспоминаний маршала Василевского: «26 сентября 1943 года... На Юго-Западном фронте 1-я Гвардейская армия генерал-полковника
В.И. Кузнецова вышла на левый берег Днепра, однако ее попытки переправиться на правый берег успеха не имели. А вот 6-я армия генерал-лейтенанта И.Т. Шлемина южнее Днепропетровска к 28 сентября переправила через Днепр четыре стрелковые дивизии, 12-я армия генерал-майора А.И. Данилова – две стрелковые дивизии». Переправили, да. Но сначала захватили плацдарм. О значении плацдарма свидетельствует хотя бы тот факт, что командующий фронтом генерал Р.Я. Малиновский лично контролировал отбор в «группу захвата». В нее вошли 18 храбрейших из храбрых, каждый имел боевые награды за мужество и отвагу в боях. Эти, по словам Малиновского, «замечательные интернациональные хлопцы» (в составе группы: русские, белорусы, грузин, еврей, осетин, узбек) в ночь на 26 сентября переправились на большой шлюпке через Днепр, «сняли» без единого выстрела (холодным оружием) передовой пост противника и углубились на территорию, занятую врагом. В пятистах метрах западнее Днепра буквально врылись в землю. На рассвете противник обнаружил группу. Бой длился более четырех часов, атаки следовали «волнами», одна за другой. Дело дошло до рукопашной. Из фронтовой газеты: «На Гитмана кинулся здоровенный фашист, который открыл огонь из автомата. Он стрелял почти в упор, тяжело ранил. Но Лев Гитман, бывалый солдат, на какое-то мгновенье успел опередить немца – разрядил в лицо врага ракетницу. Поэтому огненная трасса пошла не прямо, а вниз – изрешетила Гитману ноги. Атаку отбили. А минут через пятнадцать фрицы снова пошли на штурм. На этот раз они подтянули орудия, стреляли прямой наводкой. Гитман был снова тяжело ранен – теперь в грудь, осколками. И все же когда немцы поднялись в атаку, он нажал на гашетку пулемета. В это время на плацдарме раздалось мощное «Ура!» – это бойцы из Отдельного саперного батальона, закончив наводить наплавной мост, первыми пришли на помощь «группе захвата». Все восемнадцать были удостоены звания Героя Советского Союза. В том числе одиннадцать – посмертно. Все остальные ранены. Плацдарм держали в полном смысле слова – истекая кровью.

Лев Александрович и Мария Семеновна Гитманы

Во время суда обвинитель из кожи лез вон, чтобы опорочить Гитмана:
– Отчество свое изменил – отца родного стыдится. Вот, пожалуйста: в метрике у него – Абрамович, а он пишется Александрович...
Не знаю, сохранилось ли в «деле» свидетельское показание, но в газете много лет спустя оно опубликовано. Цитирую: «...командир разведгруппы, подсвечивая фонариком, еще раз по списку проверил состав, называя фамилию, имя, отчество каждого:
– Гитман Лев Александрович!
– Я! Только я не Александрович, я Абрамович.
– Останешься жив – исправят где нужно, а если нет – в рай примут и с такой анкетой...»
«Где нужно» не исправили. В указе Президиума Верховного Совета: «Гитман Лев Александрович». А где не нужно, воспользовались канцелярской опиской. В «деле»: «Гитман Лев Абрамович, он же Гитман Лев Александрович»...
Месяца через три после тяжелого ранения Герой Советского Союза Лев Гитман выписался из госпиталя. Медкомиссия признала его стопроцентным (1-я группа) инвалидом. Ходил, опираясь на костыли, спустя время – на палку, затем и ее бросил: если тебе 21 год, можно и должно бороться с недугами. Но как победить несправедливость бесправному зэку, униженному и оскорбленному? Тут я должен рассказать о совершенно романтической истории. В ней нет ничего выдуманного, но, боюсь, в наш век прагматиков и сверхреалистов ее сочтут фантастикой.
Перенесемся снова в зал судебного заседания. Приговор Гитману люди встретили молча. Ни слова, ни звука. И вдруг – пронзительный женский крик: «За что? Изверги!.. Не буду молчать!..» Я обернулся и успел увидеть в последнем ряду молодую женщину в серой, отлично подогнанной солдатской шинели. Типичное русское лицо, слегка вздернутый носик, большелобая... В былях-небылицах, которые и сегодня бытуют на Днепропетровщине, утверждается, что Маша (так звали женщину) полюбила Льва Александровича на суде. С первого взгляда. Может быть. Не знаю. Любовь – дело тонкое. Важно другое: эта фронтовичка разыскала Гитмана в лагере, где он отбывал наказание, и... начала многотрудную борьбу за освобождение Героя. Брежнев, Ворошилов, Ковпак, Малиновский – это еще далеко не полный список тех, у кого была Маша. Москва, Киев, Днепропетровск, снова Москва – дорога преодолений длиною в пять лет.
Наконец свершилось – «дело» пересмотрели. И приняли решение. Хитренькое. Не так чтобы «очень» и не то чтобы «нет». Вполне в духе и стиле хрущевской «оттепели»: снизить срок до пяти лет и освободить. Освободили: пять лет он уже отсидел. В Днепропетровск Лев Александрович и Мария Семеновна вернулись мужем и женой, официально зарегистрировав свой брак в канцелярии лагеря ЯЭ-308/41 в декабре 1959 года, накануне освобождения Левы.
...Лев Гитман умер в возрасте 57 лет. Он похоронен на Интернациональном (бывшее Сурско-Литовское) кладбище Днепропетровска. Его жена Мария Семеновна, его дочь и внуки проживают в том же городе. Полной реабилитации и возвращения звания Героя Советского Союза до сих пор не последовало. А надо бы! Обязательно надо. Живым! Сегодня это может сделать Россия – правопреемница бывшего СССР. И уверен, сделает. Потому что подвиг солдата – потомкам в пример. Всегда и везде.

И. АДАМСКИЙ,
инвалид Великой Отечественной войны