Новые патриоты, или
В ожидании армейской реформы

Среди мальчишек старших классов трудно найти такого, которого так или иначе не волновал бы «армейский вопрос». Конечно, они обсуждают это между собой. Конечно, разговор об их службе «в рядах Вооруженных сил» то и дело заводят родители. Но и школа не может обойти стороной эту тему (сегодня такую проблемную и болезненную). Тем более что одним концом она упирается в «патриотическое воспитание», о котором сегодня твердят все настойчивее и со все большей экзальтацией. А другим концом ( в правоведении служба в армии – это обязательная повинность, предписываемая молодым людям российским законом. Поэтому в рамках уроков граждановедения, ОБЖ или даже просто на классных часах педагоги должны найти время для разговора с ребятами.
Только вот с чего начать и о чем, собственно, говорить?
С этими вопросами мы и обратились к Сергею КРИВЕНКО, секретарю Коалиции общественных организаций «За демократическую альтернативную гражданскую службу».

Корр.: Сергей! Как вы считаете, как правильнее начать разговор с ребятами об «армейском вопросе»?
С.К.: Начинать надо всегда с выяснения сути явления: что такое армия и зачем она нужна? Если я задам вопрос: «Как, по-вашему, нужна нашей стране армия?» – что вы ответите?
Корр.: Нужна.
С.К.: Т.е. так же, как 80% юношей и девушек, которым этот же вопрос задавался во время социологических опросов. Большинство считают, что ответ очевиден. Но уже на следующий вопрос ответить не так просто: «А для чего нужна армия?»
Корр.: Ну как для чего? Чтобы защищать государство от внешних врагов.
С.К.: Каких, например?
Корр.: Ну... В данный момент их трудно прямо определить. Просто от гипотетических врагов...
С.К.: Здесь вы тоже не оригинальны. Практически никто из опрошенных не смог сказать определенно, какая именно угроза в данный момент нависла над нашей страной, против каких «гипотетических» врагов должна быть готова сразиться наша армия.
Но почему-то предполагается, что их очень много...
Корр.: ...и они повсюду. Как в старые времена «холодной войны».
С.К.: Правильно. Это и есть начало разговора с ребятами – обсудить, зачем в различные эпохи существования нашего государства (да и других государств) нужна была армия и какой она должна быть.
Корр.: То есть попытаться пофантазировать на тему «идеальной» армии?
С.К.: Да. Но в разговоре довольно быстро выяснится, что для такого фантазирования в головах у ребят недостаточно материала и что двадцать лет спустя от начала перестройки мы продолжаем жить под влиянием старых советских мифов о противостоянии держав, о необходимости количественного перевеса оружия и огромной по численности армии. Хотя, с точки зрения экспертов, в настоящее время не количеством оружия и солдат будет решаться исход войны и сами войны будут носить принципиально иной характер. (Надеюсь, мы не узнаем подробностей на практике.) Можно даже порассуждать, как сделать армию боеспособной и отвечающей уровню современных требований.
Корр.: И тогда обнаружится...
С.К.: И тогда обнаружится, что сегодняшняя наша армия слишком далеко отстоит от этой идеальной модели. Земля слухом полнится, и до мальчишек доходят рассказы о службе в рядах Вооруженных сил иногда гадкие, иногда страшные (от старших братьев, от соседей и знакомых). Кроме того, и средства массовой информации поставляют информацию в избытке: солдаты из армии бегут. Стреляют друг в друга и бегут. Каждый день в Комитет солдатских матерей поступают жалобы рядовых на избиения офицерами. Высокая смертность, недоедание, постоянные унижения, использование солдат в качестве подневольной трудовой силы...
Корр.: Здесь, по-моему, просматривается некоторая нестыковка: с одной стороны, молодые люди утверждают, что стране необходима сильная армия. Это их убеждение. С другой стороны, они переполнены информацией о безобразиях, творящихся в солдатской среде.
Но главное противоречие заключается вот в чем: мы знаем, что наша армия, мягко говоря, не соответствует нашим представлениям о том, какой она должна быть. Но сделать ничего не можем. Так что толку об этом рассуждать? В одном молодежном журнале я прочитала, например, такую фразу: «Что делать? Армия – это геморрой. Но в туалет ходить все равно надо».
С.К.: Толк в этом, безусловно, есть. В этом и состоит отличие сегодняшнего российского общества от того, в котором жили наши соотечественники два десятилетия назад. Мы строим правовое государство. И это должно прочно засесть у ребят в головах.
Конечно, это дело не гражданских лиц – давать советы военным, как усилить боеготовность армии. Это вопросы их профессиональной компетенции. Сюда мы пока лезть не можем...
Но ставить вопрос о принятии законов, направленных на защиту прав военнослужащих и призывников, входит в компетенцию гражданских слоев населения, осознающих необходимость реформирования армии. И принятие таких законов отстаивают общественные правозащитные организации.
Корр.: А реформирование армии, вы считаете, необходимо?
С.К.: Так считаю не только я. Я думаю, в обществе в целом существует понимание острой необходимости реформ в армии. В героической летописи нашей армии записана величайшая победа в истории – победа над фашизмом. Мальчишки, отцы которых воевали, дождаться не могли того момента, когда и им придет время служить. Армия 50–60-х гг. была школой мужества и школой мужской дружбы. Служить в такой армии действительно было «почетной обязанностью».
Корр.: Мой отец как раз из этого поколения. Он свою армейскую службу вспоминает с благодарностью. И всегда добавляет: «Но мы и слышать не слышали о какой-то дедовщине!» Говорит, что явление дедовщины возникло в армии с того момента, когда туда стали призывать молодых людей, имеющих судимости и, соответственно, опыт уголовной жизни (и на свободе, и в тюрьме).
С.К.: К сожалению, сегодня Российская армия сильно отличается по духу от той, народной, времен Отечественной войны и послевоенного времени. Сегодня это единственный нереформированный государственный институт, сохранившийся практически без изменений с 1939-го и устроенный абсолютно «по-советски». Я бы сказал, по-сталински.
Неудивительно, что часть молодых людей не хотят в такой армии служить и избегают этого всеми правдами и неправдами.
Корр.: Вы считаете, они правы?
С.К.: В российской Конституции с 1993 года закреплено право на отказ от воинской службы по убеждениям. Поэтому, если молодой человек сознательно не хочет проходить военную службу, готов отстаивать свои убеждения вплоть до судебного разбирательства, – он прав. Если же он просто не хочет служить, – то нет. По Закону «О всеобщей воинской обязанности», каждый гражданин мужского пола, достигший 18 лет, обязан отдать своей стране два года жизни, чтобы получить соответствующую военную подготовку. Повторю, если у него нет убеждений, противоречащих несению военной службы. Но, с другой стороны, именно позиция «уклонистов» заставляет нас серьезно ставить вопрос об изменении положения в Вооруженных силах.
И я считаю, что первый шаг на этом пути сделан: это принятие закона об альтернативной службе.
Корр.: Многие ждали момента принятия этого закона (и молодые люди призывного возраста, и их родители). Но редакция, в которой этот закон был принят, показала, что радоваться, в общем-то, нечему. Условия службы альтернативщиков напоминают условия каторги, да еще и с увеличением срока по отношению к обычной службе в казарме.
С.К.: Я согласен: закон получился жесткий, репрессивный. Здесь генералы победили, несмотря на все наши усилия. Но победа эта может стать весьма условной. И как бы пугающе на первый взгляд ни звучал новый закон, это тем не менее огромная победа демократических сил России и та отправная точка, с которой будет развиваться реформирование армии. И мальчишкам, которым предстоит призыв, нужно об альтернативной службе знать. Причем знать как можно больше, как можно подробнее.
Корр.: Чтобы они смогли примерить к себе «репрессивный» закон?
С.К.: Чтобы они научились им пользоваться. Принятие репрессивного закона похоже на то, как если бы на уроке чистописания учитель вместо ручек и карандашей и тетрадей раздал детям молоток, зубило и каменные дощечки. Но ведь и на каменных дощечках можно писать. Нужно только выучиться. Поверьте, все не так плачевно. И мы (представители общественных организаций) все это время без дела не сидели. Даже за то короткое время, пока он обсуждался в правительстве и рассматривался в Думе, нам удалось внести в него некоторые поправки.
Корр.: О которых, кстати, никто не знает.
С.К.: Конечно, существенно изменить закон не удалось, но кое-чего мы добились. Была изменена исходная формулировка экстерриториального принципа с «исключительной экстерриториальности» на «преимущественную»; снижен, хотя и не до приемлемого уровня (но все же на полгода!), первоначально заложенный в законопроекте срок альтернативной службы; распространено на АГС действие Трудового кодекса РФ (с учетом положений Закона об АГС); утверждено в тексте закона право «альтернативщиков» на заочное или вечернее обучение; ослаблены, хотя и не сняты полностью, ограничения на совмещение АГС с другими видами трудовой деятельности; несколько смягчились формулировки закона, описывающие процедуру предоставления права на АГС (призывная комиссия не «оценивает», а «рассматривает» доводы заявителя и в случае отказа принимает не просто решение, а «мотивированное решение»); появились определенные возможности обжалования решения об отказе: призывнику выдается копия решения комиссии, и если он решил отстоять свое право в суде, то до вынесения судебного решения его призыв на военную службу откладывается; «альтернативщиков», даже проходящих службу в качестве гражданского персонала ВС, не будут селить в казармы вместе с солдатами-»срочниками»; нам удалось не допустить, чтобы вопрос о направлении их на работу в муниципальные организации был окончательно закрыт: этот вопрос будет регулироваться отдельным федеральным законом, который еще предстоит разработать и принять.
И вообще, если хорошо знать закон, можно научиться им пользоваться в своих интересах. Например, человек, желающий проходить альтернативную службу и имеющий опыт работы в какой-то государственной социальной организации, отправляясь на призывную комиссию, может заручиться специальным запросом этой организации. И если по каким-то причинам призывная комиссия направляет его служить в другое место, он может обжаловать ее решение через суд. Ведь в организации альтернативной службы есть масса тонкостей: люди, поступающую на альтернативную службу, заключают с ведомством, принимающим их на работу, трудовой договор. Заставить подписать договор насильно никто никого не имеет права. Кроме того, в соответствии с договором служащий может быть занят на работах только в течение 8 часов. Ему положены выходные дни и отпуск. Собственно, за счет этого и увеличивается срок его службы.
Корр.: Очень сильно увеличивается!
С.К.: Да. Но срок альтернативной службы напрямую связан со сроком службы в армии. Сокращение срока по призыву в армию привело бы к пропорциональному сокращению срока для альтернативщиков. Здесь мы очень рассчитываем на грядущую избирательную кампанию. Президент давал обещания поставить перед Думой вопрос о сокращении срока военной службы. Может, выборы будут способствовать ускорению этих решений. А ведь сокращение срочной службы привело бы к резкому сокращению явлений дедовщины!
Корр.: В любом случае трудно представить себе молодых людей, владеющих «техникой» отстаивания своего права на альтернативную службу, решающихся на судебные тяжбы, добивающихся возможности служить в определенных социальных ведомствах...
С.К.: Конечно. Но любой молодой человек, принявший решение добиваться возможности проходить альтернативную службу, может обратиться в общественные организации, которые не дадут ему «пропасть», помогут отстоять свои права.
Корр.: В организации типа вашей?
С.К.: И в нашу организацию, и в другие правозащитные организации, и в Комитет солдатских матерей. Там ему расскажут, как грамотно себя вести, какие документы подготовить, да еще и копии с них снять (обязательное условие!), как с судьей разговаривать. Конечно, когда мальчишка первый раз оказывается лицом к лицу с судьей, он теряется.
Корр.: Так ведь это школьные стереотипы. Он – «ребенок», судья – «взрослый», который может наказать...
С.К.: На самом деле судья есть судья. А мальчишка в данном случае даже не обвиняемый, а истец. И суд – не репрессивный орган, а место решения спорных вопросов в правовом государстве. Наше восприятие суда тоже ведь из «прошлой» жизни. Но, конечно, это все непросто. Поэтому такие мальчики перед судебными разбирательствами проходят у нас специальные психологические тренинги.
Я, между прочим, думаю, что подобными вещами должны заниматься не только правозащитные организации, но и школьные учителя, и школьные психологи. Дело учителей – дать ребятам нужную информацию в достаточном объеме. Законы, которые во многом определяют их судьбу, они должны знать не понаслышке, а подробно, в деталях. Дело школьных психологов – подготовить мальчишек к возможным судебным разбирательствам. Это, кстати, вообще полезная вещь – умение обратиться в суд, чтобы защитить свои права.
Корр.: А как же представления о патриотическом воспитании?
С.К.: Так это и есть патриотическое воспитание – подготовка гражданина к жизни в правовом государстве.
И представление о службе по убеждениям полностью вписывается в президентскую концепцию безопасности государства. Во-первых, тезис о необходимости реформирования армии не раз прозвучал из уст президента. И одним из серьезных оснований введения альтернативной службы президент считал освобождение армии от несвойственных ей функций.
Корр.: Имеется в виду борьба с гололедом на дорогах, тушение лесных пожаров, разбор завалов в результате несчастных случаев?
С.К.: Да. Эти функции должны были бы перейти к проходящим альтернативную гражданскую службу. Но есть и еще один очень важный момент. В президентской концепции безопасности государства вовсе не внешняя угроза стоит на первом месте. На первом месте стоят проблемы социальные: здоровье населения, беспризорщина, положение незащищенных слоев общества – инвалидов и стариков. Например, многие инвалиды афганской и чеченских войн вынуждены вести затворнический образ жизни. По опросам, афганские ветераны относятся к альтернативной службе с большим уважением и пониманием. Молодые ребята, взявшие на себя функции социальной заботы о таких людях, могли бы сильно скрасить им жизнь. Наш центр помогает людям, ставшим жертвами сталинских репрессий. Сейчас это очень пожилые люди. И здесь требуются рабочие руки. Так разве это не служение на благо страны?
Корр.: Мне кажется, здесь есть сложности. В представлении обывателей, как это ни парадоксально звучит, ношение оружия ассоциируется с «мужским» делом, с представлениями о действительном мужестве. Возможно, мальчишкам (даже тем, кому претит мысль о службе в современной армии) трудно будет привыкнуть к мысли о том, что три года им придется ухаживать за больными. Иными словами, «горшки выносить». Как будут относиться к ним окружающие?
С.К.: Эта наша забота ( забота общественных организаций и педагогов – формировать общественное мнение по поводу прохождения альтернативной гражданской службы.
В генералитете были и есть генералы, которые активно пытаются представить альтернативщиков как трусов, которые больше ни на что не годятся, кроме как горшки выносить да носы подтирать. Но я думаю, они лукавят, потому что знают: это очень трудно. Такая работа требует порой не меньше, а больше мужества, чем занятия на стрельбищах. Главное их опасение состояло в том, что введение альтернативной службы повредит престижу армии и сорвет призыв.
Корр.: А на самом деле?
С.К.: Практика свидетельствует совсем о другом. Хотим мы того или нет, Россия испокон веков была довольно воинственной страной и в ней на протяжении долгого времени культивировался этот самый тип мужчины-воина. Привлекательный образ воителя заложен глубоко в подсознании наших соотечественников. Поэтому, где бы мы ни проводили социологические опросы, на вопрос: «Пошли бы вы служить сегодня в армию?» – 30% мальчиков всегда отвечают утвердительно. Т.е. 30% мужского населения страны рождаются потенциальными воинами и готовы служить всегда, в любой момент, несмотря на состояние армии.
10–15% мальчишек социологи рассматривают как ярко выраженных пацифистов, миротворцев, которым противно думать об оружии.
Корр.: А остальные?
С.К.: Выбор остальных, я думаю, определяется качеством самой армии и условиями службы. Но вернемся к проблеме призыва и альтернативной службы. Итак, определенный процент населения обязательно пойдет служить, потому что военная служба рассматривается как необходимая практика для настоящего мужчины. Кроме того, введение альтернативной службы выбивает почву из-под ног уклонистов. Теперь они уже не могут просто «косить»: у них есть выбор. А выбор – великое дело. Это и есть одно из достижений демократии.
Опыт организации альтернативной службы в Нижнем Новгороде показал, что с ее введением резко уменьшилось число «уклонистов». По-моему, это важный показатель.
Разве не к этому мы стремимся? Чтобы граждане могли жить в соответствии с законом, этот закон должен учитывать насущные потребности граждан.
Если введение альтернативной службы и нанесло по чему-то удар, так это по желанию некоторой части верховного генералитета осуществлять тотальный контроль над всем мужским населением страны.
Это, конечно, вызывает их недовольство.
Корр.: Но государство существует не для генералов (по крайней мере не только для них) и не должно ставить единственной своей задачей удовлетворение их потребностей (которые, кстати, часто решаются за счет солдат срочной службы). Государство должно защищать всех своих граждан и их права.
С.К.: Потому, я думаю, и слово «патриот» сегодня должно наделяться новым значением. Это человек с новым (правовым) самосознанием, способствующий строительству правового государства. И к этому, я думаю, в конечном итоге должны сводиться все беседы с ребятами в рамках граждоноведения. В том числе и разговоры о службе в армии или в социальной сфере.

Беседу вела
Марина АРОМШТАМ

Гуманитарно-благотоворительный центр «Сострадание» был создан в 1992 году под эгидой общества «Мемориал». Основная задача центра – оказание медицинской и социальной помощи жертвам сталинских репрессий. С октября 1998 года на базе центра реализуется проект по созданию действующей модели прохождения АГС на базе общественной организации в государственных социальных учреждениях г. Москвы. Молодые люди, принявшие решение отстаивать свое право на прохождение государственной альтернативной службы, и их родители могут получить в центре юридическую и психологическую консультацию.
Представители центра по приглашению членов школьной администрации могут провести беседы и занятия со старшеклассниками по проблемам прохождения альтернативной службы, а также организовать специализированные тренинги для школьных психологов. Занятия проводятся безвозмездно.
Контактный телефон: (095) 928-69-67.