Симон СОЛОВЕЙЧИК

Что уходит?
Что начинается сегодня в школе?

...Со школой было то же, что и со страной.
Все люди на свете хотели бы жить свободно и чувствовать себя равными. Это так называемые «вековые мечты». Они потому и вековые, вечные, что неосуществимы, а неосуществимы они по причине, о которой почему-то не все знают: потому, что свобода и равенство противоречат друг другу. Чем больше свободы – тем меньше равенства. Если же пытаются установить экономическое равенство, то народ нищает и теряет свободу.
Как и социализм, вековая мечта была объявлена осуществленной. Почти стопроцентная успеваемость при самых трудных в мире программах. В США лишь четыре процента старшеклассников изучают физику, а у нас – все. И все успешно. Второгодников очень мало. Почти нет преступности.
Как и в экономике, этот абсурд поддерживался тем единственным способом, каким можно поддерживать абсурд, – насилием и обманом. Насилие и обман были непременным условием существования школьной системы, в которой несбыточное выдавалось за сбывшееся. Когда насилие и обман были ослаблены, школа покачнулась – и тут же, разумеется, поднялся крик о том, что министерство разваливает ее. Верните все на место!
Однако эпоха насилия и обмана в школе кончается.
Что же теперь – свобода и процветание?
Не тут-то было. И дело вовсе не в том, что, как пишут, школа не приучена к свободе, или слабые учителя, или плохие учебники, или не те программы, или не хватает компьютеров, или зарплата низка, или не поняли мы, что школа – ведущая сила истории... или неопытны чиновники в министерстве, – все эти причины, каждая из которых что-то значит, все они по отдельности и даже все вместе не объясняют того главного, из-за чего и при полной свободе, и при всех возможностях, и даже при самых больших деньгах школа все равно во что-то упирается...
Прежде я никогда не ездил за границу, и лишь в самые последние несколько лет удалось побывать в школах Аргентины, Франции, Швеции, Англии, Германии, США, и я убедился в том, что давно подозревал: западная школа не умеет учить всех детей подряд. Там хорошо учат лишь отобранных. Поэтому школа в этих странах подвергается такой критике, какая нам и в страшном сне не приснится. Каждая большая газета ежедневно помещает по две-три статьи о школе, и все – бранные, все предвещают национальную катастрофу. Обвинение одно: школа не дает знаний. У меня тоже сложилось такое впечатление, и наши десятиклассники, месяц по обмену проучившиеся в Америке, говорили мне, что там учиться до смешного легко по сравнению с нашей школой, потому что там знаний дают в несколько раз меньше, а домашние задания смехотворно легкие, не то что у нас: сидишь, сидишь...
Так что же – здесь школа хорошая, а там плохая? Мы все-таки впереди планеты всей? Нет, кажется, педагогической статейки, в которой не упомянули бы о том, что американцы перестроили школу после первого советского спутника.
Действительно, перестроили, истратили большие деньги. А через тридцать лет снова пишут, что школа не дает знаний, отстает, и снова готовы перестраивать ее, теперь не на советский, а на японский манер, потому-де, что японские автомашины продаются лучше американских, снова виновата школа. Школа во всех странах крайняя, учитель всюду виновник всему.
Но все не так. И наша школа не столь уж блестяще учит, как думают в мире, просто никто не выявлял подлинной успеваемости – может случиться, что она не превышает и тридцати процентов. И американская школа не так уж плохо учит, иначе как бы она могла четверть выпускников передавать в университеты? Школы эти нельзя сравнивать, потому что у них разные цели.
У нашей школы, что бы там ни говорили о развитии, воспитании и прочем, одна цель – знания. Правдами и неправдами вбить в ребенка знания и умения.
У западной школы в отличие от нашей не один, а два приоритета. Американская школа, например, учит как может, но еще ее заботит нечто такое, о чем у нас и не знают толком, – внутреннее достоинство. Внутреннее чувство своей собственной значимости в этом мире, которое западная школа старается (хоть и не всегда удачно) привить ребенку с самых ранних лет. Не чувствуй себя хуже или ниже других, ты ничуть не хуже взрослых и важных людей, ты всем ровня – смело подавай руку каждому.
Внутреннее достоинство – высшая ценность, на внутреннем достоинстве держатся и совестливость, и трудолюбие, и доброе отношение к людям, и умение справляться с жизнью. Для общества с конкуренцией школа должна готовить не юных бизнесменов – это не ее дело, а людей с достоинством – оно необходимо и предпринимателю, и наемному работнику.
Но вот противоречие, вот истинная причина всех без исключения школьных трудностей: подобно тому как несовместимы свобода и равенство, несовместимы знания и достоинство. Лишь в среде способных знание увеличивает достоинство, в других же случаях знание можно вбить в детей, только унижая их, только разрушая их чувство внутреннего достоинства. Наша школа об этом не думает, у нее нет в списке приоритетов такой штуки – внутреннего достоинства. Американская же школа не может пойти на то, чтобы достоинство это разрушать. И если приходится делать выбор: знания или достоинство, американские педагоги делают его однозначно – достоинство. Наши педагоги говорят: нет, в интересах ребенка мы будем его учить, мы всучим ему аттестат, это социальное равенство – и выпускают людей, все равно ничего не знающих, да еще измученных школьными унижениями, с разрушенным внутренним достоинством.
Вопрос: так что же делать школе – превращаться в подобие американской, сменить приоритеты? Ответ: ни в коем случае. И свое разрушим, и чужого не возьмем. Осторожнее с переменами! Наша школа выбрала свой путь еще в 1986 году: «Педагогика сотрудничества» и есть поиск такой школы. Если поиск прервется, то мы или вернемся к обману и насилию, или превратимся в дурное подобие западной школы и будем вечно ругать систему образования и за то, что она калечит детей, и за то, что оставляет их без основательных знаний.